Передо мной маленький рассказик Марка Криницкого. Он не представляет ничего особенного сам по себе, но одна сцена привлекает внимание «страшной» по некоторым причинам правдивостью. Мальчики — гимназисты беседуют в перемены. Ораторствует вдохновенно и безапелляционно Кедроливанский — тот самый, который спросил батюшку на уроке Закона Божия: «постное кит или скоромное».
«Если Бог сотворил солнце только на четвертый день, — развивал Кедроливанский нить своих размышлений, — то, значит, день и ночь зависят не от солнца, а от чего-нибудь другого. А так как ни от чего другого им зависеть нельзя, то отсюда ясно, что господин Моисей не был знаком с математической географией. Логически верно!»
Вероятно он замечал тогда в лице некоторых как бы род подавляемой тревоги или недоумения, потому что он вдруг спрашивает одного с презрительным раздражением:
«О, тупица! Ты, кажется, сомневаешься? Голубчик, ты скажи мне, разве может быть две истины?
Истинно что-нибудь одно. И если учебник географии идет против учебника Закона Божьего, это не моя вина!
Разве могло солнце остановиться по приказу какого-то Наввина? — продолжал «разрушитель». — Рассуждайте... Во-первых, солнце не движется, а стоит на месте, и, следовательно, незачем было приказывать ему стоять, — это раз. Но допустим, что Наввин сказал бы: «Стой, земля!» Тогда, по закону инерции, все вещи с нее должны были бы полететь в пространство, а сама она, на основании другого физического закона, моментально накалиться и сгореть. Это научно».
Это было прелюдией. А потом наносится и последний решительный удар.
«Однажды Кедроливанский вошел сияющий. Ноздри его крючковатого носа широко раздувались. На лице была написана особенная торжественность. «Господа, — произнес он от порога. — Я могу сообщить вам интересную новость: Бога не существует».
Мальчики вскочили со своих мест.
«Абсолютно нет никакого Бога. Это выдумки жрецов, чтобы держать в повиновении и успешнее грабить народ. Таким образом, мир, в котором мы с вами уже порядочно времени обитаем, управляется без Бога, в силу собственных своих, присущих ему законов. Доказано научно. Вчера у нас говорили семинаристы. Доказал один немец, по имени Кант».
«Что это еще за Кант?» — попробовал скептически осведомиться один.
«Странный вопрос! В Германии живет. Все ниспроверг, ничего не оставил. Попы его хуже чорта боятся. Мне вчера семинарист Всехсвятский говорил.
И очень даже простое доказательство, — закончил кантианец, присаживаясь на кровать с таким видом, как будто хотел сообщить самую простую и обыкновенную вещь. Мир, — допустим, создан Богом, а Бог кем? Если не мог сам собою сотвориться мир и поэтому предполагают, что сначала был Бог, то каким же образом мог сотвориться сам Бог? Нелепо!».
Криницкий хорошо анализирует впечатление, какое производили эти откровения на наиболее восприимчивых. «Трунин почувствовал, что вселенная стала без дна. Ему сделалось страшно и больно».
Ужас факта здесь в том, что процесс разложения веры действительно происходит так изумительно просто.
Сколько я замечал, даже те аргументы, которые приводит Кедроливанский, стали классическими и, при всей своей колоссальной пошлости, все-таки побеждают.
Причина проста — полное отсутствие у молодежи хоть какого-нибудь образования религиозно-философского и огромное, чисто языческое, преклонение перед наукой.
Скажу больше, — самая наука до сих пор не у всех отделялась от странного и непозволительного высокомерия, и не утратила некоторых черт кедроливанщины.
Существует книжка Геккеля: «Мировые загадки».
Она излагает так называемое монистическое миросозерцание, отрицающее Бога, творение, душу.
Геккель — очень талантливый и сильный естествоиспытатель. Его мировая слава вполне им заслужена. И книга несомненно выдающаяся.
Но вот в книгу он вводит ряд вылазок против Господа Исуса Христа, Его Матери, догматов. И здесь книга — настоящий кедроливановский, высокомерно-наивный лепет.
Спрашивается: если его «наука» имеет, напр., близкое отношение к рассказу о творении мира, то на чем держится его право тоном Кедроливанского рассуждать о философии христианства, его мистических истинах?
Знаменитый Паульсен, сильнейший из философов нового времени, пишет по поводу его книги: «Я читал эту книгу, сгорая от стыда о состоянии общего и философского образования среди нашего народа. Что такая книга стала возможной, что она могла быть написана, напечатана, читаема, могла возбуждать удивление и даже доверие, — это ужасно».
В чем главный грех этой ученой и житейской кедроливанщины?
А в том, что люди ограниченные и неразвитые, естественно, подавляются первым аргументом, которого их мозг не может оспорить, — и, ослепленные новым откровением, не ищут ответа «другой стороны», которая, может быть, сумела бы дать разъяснение.
Или не знают, где эту «другую сторону» найти. Но ведь нельзя же Геккеля назвать «ограниченностью».
Не знаю. Нужно сказать, что иногда и крупный ум может страдать странной тупостью за зоной, «поясом» своего внимания, специальности; но гораздо чаще умные люди сознательно лживо играют на чужой ограниченности.
Наверное это именно и здесь.
Может быть, в этой вступительной беседе будет не вредно остановиться для примера и для образца на аргументах Кедроливанского, разбивших детскую веру Трунина.
Еще Вольтер с язвительной усмешечкой повторял этот аргумент.
Откуда свет ранее солнца?.. «Очевидно господин Моисей не был знаком с математической географией».
Увы, этот аргумент говорит только за то, что возражатели не знакомы с ней.
Опыты знаменитого Де-Рива установили с полной ясностью, что задолго до образования солнца и луны интенсивная работа мирообразования должна была сопровождаться громадным выделением света, который, как известно, только (с «четвертого дня» мирообразования) сосредоточился около солнца, но вовсе не в нем имеет свой источник.
Свет до солнца не только возможен, но несомненный факт.
Второй аргумент пошлее и наивнее.
Как может остановиться солнце? По приказу Наввина? Но, очевидно, нелепо и смешно было бы, если бы Исус Наввин выразил свое желание о продлении дня в словах: «остановись земля». Во-первых, он-то, конечно, не знал математической географии и знать ее было не нужно, а кроме того, если бы даже профессор астрономии захотел продлить день, он сказал бы также: «остановись солнце: ты мне нужно».
В ответ на это желание Исуса Наввина день продолжается... Для него и для его войска солнце остановилось на горизонте. Каковы причины этого явления, т. е., по каким законам жизни мира Божественная сила нарушила, по-видимому, ход вещей, не изменив порядка мира, писать об этом и не входило в задачи автора книги Исуса Наввина.
Эти причины могли быть оптическими, например, т. е. солнце на горизонте остановилось в силу особого состояния атмосферы и т. п. Это уже частный вопрос, во всяком случае, не такой простой, чтобы здесь считали себя компетентными гимназисты.
Отзвуки настоящего глубокого возражения слышатся в последнем аргументе, который так испугал Трунина.
«Вселенная без дна». Если Бог создал мир, то кто создал Бога?
На этом аргументе следует остановиться, потому что здесь гимназическая хлестаковщина подходит к линии настоящего научного мировоззрения, хотя бы того самого, какое представляет геккелевский монизм.
Мы считаем при этом полезным взять и тон более серьезный.
Прежде всего, мы очень рекомендовали бы своим читателям ознакомиться с историей знаний за последнее время.
Лет 20 назад произвела большой шум лекция Карпентера «Банкротство науки».
Академик доказывал, что науке пора отказаться от своего высокомерного тона. Очевидно, в самых серьезных вопросах ей всегда придется повторять знаменитое изречение знаменитого Дюбуа-Реймонда: «не знает и не будет знать».
Мир полон тайн. Океан тайн со всех сторон окружает нас, и нет надежды, что знание когда-нибудь построит мост через этот океан.
Конечно, ученые идолопоклонники отнеслись отрицательно к заявлениям Карпентера.
Но по существу он только оттенил всем очевидный факт.
По мере движения знания, наука все более и более убеждается в наличности такого ряда фактов и явлений, которые навсегда останутся проблемами веры, а не знания.
Недаром Штраус назвал свою книгу «Старая и Новая вера».
В № 9 (конфискованном) «Старообрядца» я указывал, как расширилась область неведомого и тайного в знании, как наивным стало казаться отрицание во многих областях, где Кедроливанские смело говорили: «нелепость», «абсурд».
Возьмите любую область знания и вы увидите, как мало может быть наука высокомерной отрицательницей.
Химия... Три месяца назад мы верили в систему неразложимых элементов, в менделеевские 70—72 основных тела... Недавно опыты Рамзая показали, что золото, свинец и т. п. не элементы, что элементы разложимы. Золото при воздействии эманации радия дает литий. Это значит, что вся система науки изменяется, становятся правыми «сумасшедшие» алхимики, мечтавшие делать золото из свинца...
Физика... На школьной скамье нам спокойно сообщают формулу закона тяготения... Сила притяжения обратно пропорциональна квадрату расстояний. Действительная наука знает, что это вовсе не закон, а только приблизительное, «вероятное вычисление», что в известных условиях сила притяжения обратно пропорциональна не квадрату, а пятой степени расстояния.
А в биологии... Начало жизни, происхождение жизни, переход материи неорганической в органическую. Это — тайны, в которые наука даже и не пытается проникнуть. «Мы со всех сторон окружены океаном тайны. Каждый день приносит, — пишет Литтрэ, — что-нибудь разрушающее веру во всеведение «знания». То, что считалось очевидным, как дважды два — четыре, оказывается ложным».
У кого есть сомнение в положении, что параллельные не могут сойтись? Это ясно, как день.
Геометрия Лобачевского и т. наз. новая французская геометрия утверждают, что в пространстве параллельные сходятся.
Это не ясно? Пусть. Но вот более ясно. Установлено, что всякое рождение родится из соединения мужского и женского начала.
Без «мужа» не может быть рождения. «Ex nihilo nihil». Но вот сто лет тому назад Де-Кастелле установил факт рождения животных (иглокожие, шелкопряд) без участия мужского начала.
Над его мыслью смеялись... Ее назвал абсурдом знаменитый Реомюр; сам Де-Кастелле, сконфуженный, объяснял свои выводы какой-нибудь ошибкой в опыте (см. статью в «Мире Божием», 1905 г. 1 и 2 л.).
А теперь его «ошибка» признана научной истиной.
Радий?.. Сколько нового принес он... В его присутствии ненормально действует закон тяготения и т. д., и т. д.
При таком положении знания как можно отрицать неведомое, неоткрытое?
В области изучения души?.. Как много таинственного в фактах гипноза, — воздействия на чужую волю на расстоянии. Психология признала за несомненное факт «двойного зрения», когда человек видит на расстоянии сотен верст, — через стены и пространство; или факт чудесного предведения события.
В последние дни и наука неверующая, отрицающая, пришла к взгляду, что душа может быть и должна быть признана бессмертной даже с точки зрения эволюции. И это одновременно и независимо один от другого: во Франции (проф. зоологии А. Сабатье), Англии (проф. психолог. Джемс), Германии (проф. Шиллер), России (Случевский).
Другая группа ученых, тоже отрицателей, приходит к выводу, что Моисей «каким-то странным чутьем угадал схему мирообразования, какую признает теперешняя наука» и т. д.
Вместе с этим поставлен и вопрос: а правда ли, что «вселенная без дна», правда ли, что для мысли принять самобытный мир не труднее, чем самобытного Бога?
И ответ дан новой философией такой:
Нет, вселенная конечна... В пределах мира нет бесконечной силы.
Не знаю, будет ли моим читателям понятна нижеследующая аргументация: привожу ее, рассуждая, полагаю, логично, — что кто не поймет, не смеет и отрицать, пока не поймет:
«Доселе обыкновенно не обращали внимания на то, что всякая сила, всякое явление: — как бы слабы они ни были, — в некотором отношении бесконечны. Маленькая материальная частица обладает очень незначительной силой притяжения, но ее притягивающая сила действует на всю вселенную. Вычисление показывает нам, что сфера ее действия бесконечна, но напряженность ее действия ограничена. Святящаяся точка освещает всю вселенную. Ее свет, как и притяжение материальной частицы могут парализовать другие силы, но сам по себе этот свет и это притяжение простираются до бесконечных пределов периферии вселенной. Мало этого. Вычисление показывает нам, что как бы слабо на нас не действовала сила, исходящая из какого-либо источника, в центре своего действия эта сила всегда бесконечна. Положим, что действующая на нас сила света или притяжения, исходящая из центра O, находящегося на расстоянии K, равна F, тогда на половине этого расстояния эта сила будет равна 4F, на одной сотой расстояния — 10.000F; уменьшая расстояние далее, мы получим какое угодно большое число и, наконец, в самом центре для напряженности силы мы будем иметь выражение F / O2 = бесконечности (∞). Но эта бесконечность сферы действия и бесконечная напряженность в центре действия не изменяют того факта, что сама по себе действующая сила конечна, потому что во всяком малом объеме (центр не имеет объема, он есть нуль пространства) напряженность ее выражается конечным числом. Бесконечна та сила, напряженность которой равна бесконечности хотя бы в весьма малом объеме, действие такой силы везде будет бесконечным. Если сила притяжения, исходящая из какого-либо центра, на расстоянии одного миллиметра от этого центра будет бесконечною, то тогда ее действие на расстоянии метра выразится бесконечным числом, разделенным на миллион (∞ / 10002), что также равно бесконечности, потому что на какое бы конечное число ни делили бесконечность, она всегда останется бесконечностью. Следовательно, если бы в видимом (вещественном) мире была какая-либо бесконечная сила, то она везде бы действовала с бесконечным напряжением, парализовала бы все другие силы и все подчинила бы себе. Но такой силы нет. Напряжения энергий в каждом данном объеме, оказывается, выражаются очень скромными конечными величинами. Отсюда следует, что видимый мир конечен во всяком пункте своего бытия, конечен вообще (Проф. Глаголев).
Мир — вселенная оказывается вовсе не «без дна» с точки зрения философии. Но в этой мысли уже дан приговор идее о том, что если Бог мог родиться сам, то мог бы «родиться» сам и мир.
Продолжением вышеизложенного вывода будет основной тезис космологии: мир не самобытен — не вечен, а получил начало от какого-то Иного Самобытного Бытия.
Как это, не понимаем, какая связь между «невечностью» мира и творением? — может спросить читатель.
Это связь ясна, и для философски образованного человека стоит тверже, чем 2 × 2 = 4.
В той же 9-й книжке я изложил сущность указанного доказательства.
Здесь я вынужден его повторить в гораздо более пространном виде, так как, мы полагаем, что это для философской мысли лучшее доказательство бытия Божия, после другого, о котором речь ниже.
Вся жизнь в мире держится на законе перехода одной формы мировой энергии в другую: тепла в свет, света в теплоту и т. д. и, с другой стороны, на законе передачи энергии одними телами другим.
Движение молекулярных частиц в телах не одинаково, но всегда стремится уравновеситься, а отсюда и создается обмен энергии.
Лучше всего это объяснить простым примером. В холодную комнату, где 12° тепла, внесли ведро горячей воды в 90°; вода теплее комнаты, следовательно, в ней сильнее движение частиц. Но природа стремится к равновесию, поэтому вода будет отдавать свою теплоту комнате, пока температура воды не будет одинакова с температурой комнаты. Ученые говорят: в воде была лишняя, свободная энергия. Ту энергию, которую нельзя извлечь вытянуть из тела, зовут энергией несвободной, — энтропией.
И вот ученые доказали, что общая сумма всей энергии, всех сил неизменна, не увеличивается и не уменьшается, но в то же время постепенно увеличивается количество энтропии, несвободной энергии. Попросту сказать, мир раньше был рядом комнат, где везде разные температуры. А теперь начинается постепенное уравнение. Мы взяли именно температуру для ясности. Вообще же суть в том, что энергия вселенной во всех ее видах стремится к уравнению, т. е. хочет распределиться так, чтобы в одних телах не было избытка энергии сравнительно с другими, чтобы, следовательно, исчезла свободная энергия. Так, тела, взаимно тяготеющие, стремятся сблизиться между собой и упасть одно в другое; силы, сопротивляющиеся движению, превращая энергию переносного движения в теплоту, уменьшают центробежную силу их около центральных движений и дают тем перевес силам тяготения; неравные упругости стремятся уравняться; неравно нагретые тела, сообщающиеся между собой посредством проводимости или посредством лучей, стремятся привести свои температуры в равновесие. Вся совокупность этих действий направлена к тому, чтобы 1) сблизить между собой взаимно тяготеющие тела; 2) уравновесить во всей вселенной упругости и 3) уравнять в ней температуры. Когда это состояние наступит, то энергия вселенной сохранит при этом свою начальную величину, но только равномерно рассеется в системе или, говоря иначе, все перейдет в энтропию. Это будет концом вселенной, в ней прекратятся все изменения, вызывающиеся ранее превращениями энергии (стремление к этому концу, к установлению абсолютных равновесий можно назвать стремлением к покою. Поэтому нами сказано выше, что формула древних: все тела стремятся к покою — в сущности справедлива). Если бы вселенная мыслилась бесконечною, то тогда можно было бы сказать, что такое рассеяние энергии произойдет через бесконечное число лет или — что тоже — никогда не произойдет; но, как показали мы выше, вселенная должна быть мыслима конечною, значит, рано или поздно равномерное распределение энергии в ней произойдет; и ее жизнь окончится, энергия распределится, и мир застынет как царство спящей царевны.
Но — (обратите на это внимание) — если бы вселенная была «без дна» в прошлом, вечна как Бог, этот момент мертвого царства спящей царевны уже давно бы настал: никто же не скажет, что в прошедшей вечности не достало бы времени для перехода в энтропию всей энергии мира.
Если же мир жив — то значит он еще молод, родился недавно от какой-то действительно Неизменяемой, Неподвижной и Вечной Силы — Бога.
Так, естествознание приводит к мысли, что начало бытия дано миру Богом.
Я остановился на вышеприведенной мысли во вступительной статье потому, что хотел подчеркнуть мысль, что вопрос о происхождении мира вовсе не ясен для науки и ясен только для Всехсвятских и Кедроливанских.
Прибавлю к этому еще несколько черточек из области учения о мире.
Учение о материи становится все более и более неясным для знания.
Геккель в своем трактате исходит из двух, по его мнению, еще неясных для науки предположений — об атоме и мировом эфире. Но, полагаю я, на фундаменте двух неясностей трудно выводить научное здание.
Затем... Теперь отвергнуто учение о произвольном зарождении низших организмов, следовательно, «чудо» рождения первой органической клеточки стоит перед нами без всякого научного объяснения.
Чудо рождения мысли? — Оно казалось ясным для Фогта и Фехнера. Но теперь окончательно признано неразъяснимым при настоящем уровне знания. Дюбуа-Реймон заявил, что сознание есть «чудо», а Геккель вынужден выдумать одушевленный атом, т. е. тоже допустить необъяснимое чудо.
Все это нелишне знать христианину; но, повторяю, не здесь я полагаю сущность тех возражений, какие может христианство противопоставить «гимназистам».
Как известно, «Кант — немец, который живет в Германии» (он жил полтораста лет назад) не уничтожил идею Бога, а считал ее необходимым требованием нравственного сознания.
Бог есть, потому что в нем смысл и оправдание бытия.
Нам думается, что такое доказательство даже убедительнее для сознания, чем всякое другое.
Убедительнее для «человека», не желающего видеть в жизни «дьяволов водевиль».
А мы склонны идти еще дальше: Бытие Бога вообще не доказывается просто логикой. Бог познается в деле святом и святой молитве.
Попытки найти Бога логикой — напрасны. Вспоминается мне характерный разговор Георга с Фаустом в «Фаусте» Ленау.
Фауст. — Ты в Бога веришь?
Георг. — Видал ли я Его черты?
Слыхал ли голос я Его?
Коль хочет от меня чего,
То пусть как мышь Он не таится,
Ко мне пусть с знаком обратится...
Я верю только в поцелуй...
Фауст. — Но разве знаков не дал Он
В горах, в долинах, в страшной буре?
Не знак ли море, небосклон и звезды там
среди лазури...
Георг. — Не вижу Бога в них: они мне просто
звезды, небо, горы.
И иначе не может быть. Бог рассеял всюду знаки своего бытия. Он виден везде, но тем, кто Его жаждет и хочет. Те, у кого все в «религии поцелуя», не имеют глаз видеть Бога, и если он дает им «вложить персты», они все-таки не увидят Его. Бог есть любовь и открывается для любви. Средство найти Бога одно — жизнь строить по закону любви. Тогда Господь со сладкой силой втеснится в душу и покажет ей Себя.
И вот тогда, — если даже чуть-чуть сердце свое откроет правде человек, — ему предстанет самый ясный из знаков, какие явил человеку Бог, — самое убедительное из доказательств, такое же яркое и ясное, как солнце:
Это Личность Распятого Господа Исуса Христа, о котором мы хотим говорить в трех или четырех следующих письмах. Надеемся, эти темы будут и ближе, и понятнее для моих читателей!.. Нет иного знака, где бы Господь так убедительно проявил Себя, как здесь.
