Одежды должны быть у нас необходимые, а не излишние; впрочем, дабы нам не слишком опечалить вас, внушаю только, что у нас не должны быть ни позлащенные одежды, ни тонкие покровы. Не я говорю это, не мои эти слова, но блаженного Павла, который, послушай, как увещевает жен украшать себя: «не плетением волос, ни золотом, ни жемчугом, не многоценными одеждами» (1 Тим. 2, 9). Чем же, Павел, научи нас? Может быть, скажут, что одни только золотые одежды драгоценны, а шелковые недрагоценны; научи же нас, чем — именно (украшать себя)? «Имея пропитание, — говорит он, — и одежду, будем довольны тем» (1 Тим. 6, 8). Одежда должна быть такова, чтобы только прикрывала; ибо для того Бог и дал нам ее, чтобы мы прикрывали наготу, а это может делать и всякая недрагоценная одежда. Может быть, теперь смеетесь вы, облекающиеся в шелковые одежды? Поистине, это достойно смеха. Что заповедал Павел, и что делаем мы? Не к одним только женам я обращаю свое слово, но и к мужам. Все, что мы имеем кроме этого, есть лишнее. Одни только нищие не имеют лишнего, но и те, может быть, по необходимости, так что, если бы можно было, то и они не отказались бы. Впрочем, по наружности ли только, или в действительности, по крайней мере они не имеют лишнего. Так и мы будем носить одежды, удовлетворяющие необходимости. Ибо к чему служит множество золота? Это прилично действующим на зрелище; это — одежда их, тех распутных женщин, которые делают все для того, чтобы быть видимыми. Пусть наряжается актриса или танцовщица; ей хочется привлечь к себе всех. А посвятившая себя благочестию не так должна украшаться; у ней есть другое украшение, гораздо лучшее. И у тебя есть свое зрелище; украшайся прилично этому зрелищу; облекайся в этот наряд. Какое же твое зрелище? Небо, лик Ангелов. Говорю не об одних только посвятивших себя девству, но и о мирских; для всех верующих во Христа открыто это зрелище. Будем же говорить то, чем можно доставить удовольствие этим зрителям и одеваться так, чтобы они радовались. Ибо, скажи мне, если бы блудница, оставив золотые украшения и одежды, смех, шуточные и непристойные выражения, оделась в простую одежду и украсила себя неизысканно, если бы она вышла и стала говорить благочестивые речи, беседовать о целомудрии и не произносить ничего непристойного; то не встали ли бы все, не нарушилось ли бы зрелище, не выгнали ли бы ее вон, как не умеющую применяться к народу и говорящую о том, что чуждо этому сатанинскому зрелищу? Так, если и ты, одевшись в свойственные ей одежды, войдешь на зрелище небесное; то зрители изгонят тебя вон. Там нужны не эти золотые одежды, а другие. Какие же? Те, о которых говорит Пророк: «рясны златымии одеяна и преиспещрена» (Пс. 44, 14). Не тело нужно делать белым и блестящим, но украшать душу; ибо она подвизается и борется. «Вся слава дщере царевы внутрь», — говорит Пророк. Так украшай себя. Тогда ты избавишься от множества и других зол, освободишь и мужа от забот и себя от хлопот; тогда ты будешь и почтенна в глазах мужа, если не станешь нуждаться во многом. Всякий человек обыкновенно гордится пред теми, которые нуждаются в нем; а когда видит не имеющих в нем нужды, тогда умеряет гордость свою и говорит с ними, как с равными ему. Так и муж, если увидит, что ты ничего не требуешь от него, что ты не дорожишь его подарками; то хотя бы он был крайне высокомерен, будет уважать тебя гораздо более, нежели видя тебя, одетую в золотые одежды, и ты уже не будешь больше его рабой. Ибо, в ком мы имеем нужду, тому по необходимости подчиняемся; если же воздержим себя, то будем не подвластны ему, но он поймет, что мы по страху Божию оказываем ему повиновение, а не за подарки его. Между тем, теперь он поступает как бы оказавший нам великие благодеяния, и какой бы чести ни удостоивался от нас, думает, что еще не вся честь воздана ему; а тогда, если он удостоится хотя малой чести, будет благодарен, не станет упрекать и сам не будет вынужден предаваться любостяжанию для тебя. Что может быть безразсуднее, как собирать золотые украшения для того, чтобы показывать их в банях и на торжищах? Но еще, может быть, не столько удивительно, что это делается в банях и на торжищах; а весьма смешно входить и в церковь одетою таким образом. Ибо, к чему входит сюда в золотых украшениях та, которая должна украшаться «не златом, или бисерми, или ризами многоценными» (1 Тим. 2, 9)? Для чего же ты, жена, входишь сюда? Не спорить ли с Павлом и доказать, что, хотя бы он тысячу раз говорил это, ты не исправишься? Не обличать ли нас — учителей, и показать, что мы напрасно говорим об этом? Скажи мне: если какой-нибудь язычник и неверный, услышав приведенное место, где блаженный Павел убеждает жен не украшаться «ни златом, или бисерми, или ризами многоценными», и имея жену верную, увидит, что она много заботится об украшения себя и наряжается в золотые одежды, чтобы идти в церковь; то не скажет ли он в самом себе, когда она одевается и убирается в своей спальне: зачем жена моя остается в спальне? Зачем так медлит? Зачем надевает золотые украшения? Куда хочет идти? В церковь? Для чего? Для того, чтобы услышать: «не украшайте себя ризами многоценными»? Не станет ли он после этого смеяться? Не будет ли издеваться? Не сочтет ли наше учение шуткой и обманом? Посему, увещеваю вас, предоставим золотые украшения языческим торжествам и зрелищам; образ же Божий должен украшаться не этим; свободная жена должна украшаться свободой; а свобода чужда гордости и тщеславия. Таким образом ты приобретешь славу и от людей, если хочешь приобрести ее. Жене мужа богатого мы не столько удивляемся тогда, когда она одета в золотые и шелковые одежды, — это обыкновенно для всех, — сколько тогда, когда она будет одета в одежду простую и неизысканную, сделанную из одной шерсти: этому все будут удивляться, этому станут рукоплескать. Ибо в украшении себя золотыми и драгоценными одеждами она имеет себе много сообщниц, делающих то же; если она превзойдет одну, ее превзойдет другая; если превзойдет всех, и тогда не сравнится с самой царицей. А тогда она превзойдет всех, и даже самую жену царскую; ибо она одна при великом богатстве изберет свойственное бедным. Так, если даже мы домогаемся славы, то здесь больше славы. Говорю это не одним вдовицам, — ибо здесь, кажется, и самое вдовство заставляет поступать так, — но и замужним. Но иначе, скажешь, я не буду нравиться мужу? Не мужу ты хочешь нравиться, а множеству беднейших жен, или лучше, не нравиться, а унижать их и оскорблять и тем увеличивать бедность их. И какие хулы произносятся по твоему поводу? — «Бедность, — говорят, — не должна быть; Бог ненавидит нуждающихся; Бог не любит бедных!» А что ты не мужу хочешь нравиться и не для него наряжаешься, это очевидно для всех из твоих собственных поступков. Ибо, как только ты переступишь порог спальни, тотчас снимаешь все, и одежды, и золотые украшения, и драгоценные камни; и дома, конечно, не носишь их. Если же ты хочешь нравиться мужу, то можешь нравиться скромностью, кротостью, честностью; и поверь мне, жена, как бы муж твой ни был низок и невоздержен, гораздо более удержит его твоя скромность, честность, простота, бережливость, умеренность. Мужа развратного не удержишь, хотя бы ты и придумывала тысячи подобных украшений; это знают те, которые имели таких мужей; и как бы ты ни наряжала себя, твой развратный муж уйдет к другой; а целомудренному и скромному угодишь совершенно противным; а этим только оскорбишь его, внушив ему подозрение своей привязанностью к нарядам. Если муж, по скромности и благоразумию, и не скажет этого, то осудит тебя тайно, и от огорчения и досады не удержится. Таким образом, не лишаешь ли ты себя всякого удовольствия, возбуждая против себя ненависть? Может быть, вы с негодованием слушаете сказанное, огорчаетесь и говорите: он еще раздражает мужей против нас. Нет, я говорю это не с тем, чтобы раздражить мужей, но желая, чтобы вы поступали так добровольно для вас самих, а не для них, — не с тем, чтобы их избавить от досады, но чтобы вас отклонить от житейских прихотей. Ты желаешь казаться красивой? И я желаю этого, но только — той красотой, которой желает Царь Небесный. Кого ты желаешь иметь любящим тебя, — Бога, или людей? Если ты будешь прекрасна этой красотой, то Бог «возжелает доброты твоея» (Пс. 44, 12); а если — той без этой, то Он отвратится от тебя, а любящими тебя будут развратные люди; ибо не добрый человек тот, кто любит замужнюю женщину. Так рассуждай и о внешних украшениях. Украшение душевное привлекает Бога; а украшение телесное — людей развратных. Видишь ли, что я забочусь о том, чтобы вы были прекрасными, истинно прекрасными, и истинно славными, чтобы вместо людей развратных вы имели любящим вас Бога, Господа всех. Подлинно, кому подобна та, которая имеет Бога любящим ее? Она ликует с Ангелами. Если любимая царем считается блаженною больше всех, то чего сподобляется та, которую любит Бог великой любовию? Если противопоставить ей целую вселенную, то ничто не сравнится с красотой ее. Будем же заботиться об этой красоте, будем украшаться этим украшением, чтобы нам войти на небеса, в духовные обители, в нетленный брачный чертог. Красота телесная от всего повреждается, и если даже хорошо сохраняется, если ни болезнь, ни заботы не искажают ее, — что впрочем невозможно, — и тогда она не сохраняется и двадцати лет; а красота душевная всегда цветет, никогда не увядает; она не боится никакой перемены; ни наступившая старость не наводит морщин, ни приключившаяся болезнь не заставляет увядать, ни безпокойная забота не вредит ей, но она выше всего этого. Напротив красота телесная не успеет появиться, как уже исчезает, и, появившись, возбуждает удивление не во многих. Люди благонравные не удивляются ей, а удивляются только невоздержные. Будем же заботиться о той красоте, а не об этой: будем ее приобретать, чтобы нам войти в брачный чертог с горящими светильниками. Не девам только это заповедано, но душам девственным; ибо, если бы это было заповедано просто девам, то другие пять не были бы отвергнуты. Следовательно, это относится ко всем, кто девствен душею, кто чужд житейских попечений; ибо эти попечения развращают души. Посему, если мы останемся чистыми, то войдем туда и будем приняты. «Обручих бо вас, — говорит Апостол, — единому мужу, деву чисту представити Христови» (2 Кор. 11, 2). Не девам сказал он это, а целому обществу Церкви. Нерастленная душей есть дева, хотя бы она и имела мужа; она девственна истинной, чудной девственностию; ибо самое телесное девство есть последствие и тень этой девственности, а она есть истинное девство. Будем же приобретать ее, и мы тогда будем в состоянии взирать на Жениха с светлым лицом, войти с горящими светильниками, если у нас не оскудеет этот елей, если мы растопим золотые украшения и извлечем из них елей, который делает светильники горящими; а этот елей есть человеколюбие. Если мы уделим другим из нашего имущества, если соделаем из него елей, тогда он поможет нам, и мы не станем говорить в то время: «дадите нам от елея вашего, яко светильници наши угасают», не будем нуждаться в других, не будем исключены, отошедши к продающим, и не услышим, стуча в двери, страшных и ужасных слов: «не вем вас»; но будем признаны, войдем вместе с Женихом и, вошедши в духовный брачный чертог, будем наслаждаться безчисленными благами. Ибо, если здесь чертог жениха бывает так блестящ и брачные покои так прекрасны, что никто из зрителей не может насмотреться; то не тем ли более там? Небо есть брачный покой, а чертог Жениха лучше неба; туда мы и войдем. Если же так прекрасен чертог Жениха, то каков сам Жених? Но что я говорю: сняв золотые украшения, отдадим их нуждающимся? Если бы нужно было даже продать самих себя, из свободных сделаться рабами, для того, чтобы иметь возможность быть вместе с этим Женихом, наслаждаться Его красотою, или только взирать на лице Его; то не должно ли было бы с охотой исполнить все это? Для того, чтобы видеть только земного царя, мы часто бросаем все, что у нас под руками, и даже самое необходимое; для Царя же и вместе Жениха Небесного, для того, чтобы не только удостоиться видеть Его, но и предшествовать Ему со светильниками, быть близ Него и оставаться с Ним навсегда, чего не должно делать, чего невозможно совершить, чего перенести? Посему, увещеваю вас, будем хотя несколько стремиться к этим благам, будем любить этого Жениха, будем девственными истинным девством. Господь желает от нас девственности душевной. С ней мы войдем на небо, не имея «скверны или порока», или чего-либо «от таковых» (Еф. 5, 27), и получим обетованные нам блага, которых да сподобимся все мы благодатию и человеколюбием Господа нашего Исуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно и вó веки веком. Аминь.
|