Факт, известный обществу: я стал старообрядцем. Но в чем, однако, мотивы моего перехода? Какое право имеет человек «бунтоваться»,  если ранее он считал возможным примиряться с той же самой церковью, с какой теперь разрывает?

 В 5-м классе семинарии я под лучами далекого церковного светила архим. Антония Храповицкого – давал обет посвятить себя борьбе с цезарепапизмом в церкви…

 С 1897 года я под влиянием самого Антония слышу из его уст завещание епископа Михаила Грибановского (имя этого Михаила дали мне): «боритесь за восстановление канонического порядка в церкви;  уничтожьте синодское беззаконие».

 И вот нам, молодым, ставится задача восстановления истинно церковного предания.

 В жизнь я вступил в тяжелое и тревожное время - и свое дело я начал тем, что повторял своих учителей.

 Когда Ириней Орловский сказал, что бедные рядом с богатыми нужны для жизненного пейзажа, как красные и синие цветы на лугу, я открыто заявил, что это – цинизм.

 И при этом я верил, что через месяц или два то же заявит вся церковь.

 Когда митрополит на просьбу заступиться за права обиженных ответил словами Господа Исуса: «кто поставил меня судить между вами?» - я в академическом журнале писал, что говорить так - значит жонглировать словами Господа.

 И опять верил, что еще немного - и мое понимание церкви войдет в силу.

 Меня поддерживают. По поручению власти я пишу доклад о неканоничности синода и статью о христианском социализме для официального органа синода.

 Но вот проходит год - и я вижу новое и странное: Антоний Волынский говорит в защиту смертной казни.

 В своей брошюре «Как я стал народным социалистом» я вскрыл мотивы, почему я должен был разорвать с прежним моим общественно-церковным мировоззрением.

 Теперешний перелом был проще и яснее. Если церковь не хочет уйти от старого, и если грехи прошлого лежат на совести теперешней церкви свежим пятном – (потому что ничего не изменилось в ее психике) – то, следовательно, вопрос кончен.

 Подальше от гробов, решил я.

 Я все-таки еще ждал. Я собрал все свои обвинения и выбросил их по частям.

 Ждал ответа и… не получил его.

 Я начал с обвинения церкви в том, что церковь зовет себя «православной», но где, в чем исповедание веры?

 Священники церкви воспитываются на догматике Макария. Не Лев Н. Толстой, автор критики догмата богословия, а арх. Антоний Волынский вслед за А.С. Хомяковым и вместе с богословами всех академий – называет это исповедание и изложение «богохульством».

 Дети в школах обучаются по катехизису Филарета. Но из истории «катехизисов» мы неожиданно узнаем, что этот катехизис, содержание которого арх. Фотий сравнивал с «водой из канавы», менялся, исправлялся и дополнялся по вкусу министров, обер-прокуроров и их лакеев.

 Так уж считать ли нам эти катехизисы, где мы по отзыву весьма церковного Н.И. Ильминского – влачимся между католичеством и протестантизмом, за исповедание православия.

 В 50-х годах в «мусоре» отыскали и издали как акт правого исповедания веры «Послание восточных патриархов» и объявили  этот документ вместе с другим, так. наз.  «Православным исповеданием», за символические книги церкви.

 Увы! Мы видели, что в первом акте сохранены подписи, но подчищен и подделан кое-где текст, а второе исповедание объявило неправославным – «Мисс<ионерское> обозрение».

 И вот я спрашивал: куда же девалось православное исповедание и есть ли надежда иметь исповедание от церкви, а не от министра духовных дел Протасова?

 Ответ был: нет. У церкви не будет своей «незаказанной веры».

 Я обвинял синод в грехах его прошлого. Когда Никон, человек с ничтожной и самолюбивой душой безжалостно и жестоко выбросил из церкви народ, надругавшись над святыней старого обряда, поставил чуждый церкви догмат епископского произвола в церкви на место старой идеи церкви – «из народа и священства вместе строящих веру» - она что сделала, церковь? Осудила ли она, спрашивал я, безжалостного честолюбца и вернула ли народу его место в церкви?

 Нет. Она продолжала его дело. Из церкви народной сделала церковь епископов.

 Я обвинял церковь в том, что она не только не отлучила от церкви епископов, гноивших старообрядцев в подземных тюрьмах или расставлявших их в виде аллей из «ледяных статуй» по своим дворам, но устами патриарха Иоакима открыто осмелилась заявить, что еретиков она «жжет».

 Ответом были речи арх. Антония - такие, что мне почудились в грядущем новые тюрьмы.

 Я обвинял синод в том, что он не только издал хульную книгу «Камень веры» Стефана Яворского с безбожными рассуждениями, будто «еретикам несть иного врачевания, паче смерти, ибо и самим еретикам полезно есть умрети», но переиздал эти позорные слова в половине 19 века - как раз тогда, когда между прочими забиты шпицрутенами 7 старообрядческих Маккавеев, из которых один – страшно сказать – по рассказам, еще живой, был брошен в могилу.

 Я обвинял синод в том, принципами «Камня веры» жил синод и во 2-й половине 19 века, когда с его ведома совершались насилия над сектантами, когда миссионерские съезды проектировали отнимать у сектантов детей и т.п.

 И здесь не было ответа.

 Может быть, виновные подвергнуты анафеме?

 Я обвинял синод в том, что он не покаялся публично в тех грехах, какие  лежат на его исторической совести.

 Я напомню хоть один факт.

 Петр Великий требует от синода, чтобы он составил и выпустил в свет сочинение против «раскольников» и приписал его подложно Дмитрию Ростовскому. Члены синода вместо этого подлога дерзнули на большее: подчистили старый пергамент и по нему написали подложный акт «Деяния на Мартина-еретика». Мало того, они имели смелость рассказать историю обретения документа, «плесенью, аки сединою покрытого, древним характером писанного»…

 А когда диакон Александр обличил подлог, его обезглавили и тело его сожгли.

 Где и когда – спрашивал я – осужден этот подлог?

 А подделка Феогностова требника?

 Я обвинял синод в том, что он не осудил и не отлучил творцов первоначального синода, которые окружили его рождение обстановкой кощунственной и богохульной.

 Опять напомню. После смерти 10 патриарха Петр выдумал одиннадцатого патриарха в лице «всепьянейшего собора». Он устроил коллегию из патриарха (шутовского), митрополитов и архиепископов.

 Деятельное участие в комедии принимали архиеп. Феофан Прокопович и Феодосий Яновский.

 А когда одиннадцатый патриарх надоел, шутовского патриарха заставили повенчать (венчал 90-летний старик Благовещенский протопоп) и затем Феофану Прокоповичу велено сшить рясу на нового патриарха – синод.

 И что же, осудил ли позднейший синод, спрашивал я, кощунников, отверг ли созданный участником всепьянейшего собора регламент, где, между прочим, священнику предписывалось выдавать охранной полиции тайну исповеди.

 Они молчали. Ответ был «нет».

 На моих глазах синодскую церковь обвиняли в том, что она от всего учения церкви оставила мертвую и дряблую ветошь,  в которой не найдешь никакого живого и жизненного ядра; в том, что она исказила учение церкви о таинствах, спасении, убила в этом учении все, что могло двигать христианскую волю - строить чистую и святую жизнь.

 Я пытался даже защищать ее, но именно во время защиты увидел, что защищаю «фантом», выдуманную церковь, которой нет. А та, которая есть,  не поддается никакой защите.

 Молчали.

 И я ушел туда, где истина Евангелия не на службе человеческой.

 Ушел в надежде, что для тех из братий моих, которым трудно было отказаться от своего старого «религиозного режима», будет позволено по снисхождению выйти  из плена синодской церкви без подчинения целиком и без исключения обряду старообрядчества.

Опубликовано: Наш понедельник. – 1907. - №5 от 17 декабря. – С.1.

Подпись – Михаил.