Отличительной особенностью духовной жизни русского народа было благочестие, глубоко поражавшее иностранцев. В разные периоды это отмечали многие иностранные писатели. Например, в 1523 году католик Альберт Кампензе писал папе Клименту VII о вере и нравах московитян: "Они лучше нас (т. е. католиков) следуют учению евангельскому... Причащаются весьма часто (почти всякий раз, когда собираются в церковь)… В церквах не заметно ничего неблагопристойного или бесчинного, напротив того, все, преклонив колена и простершись ниц, молятся с искренним усердием…Обмануть друг друга почитается у них ужасным, гнусным преступлением прелюбодеяние, насилие весьма редки, противоестественные пороки совершенно неизвестны, о клятвопреступлении и богохульстве вовсе не слышно. Вообще они глубоко почитают Бога и святых Его". Но особенно ярко и подробно описана благочестивая жизнь русского народа в ХVII веке в "Путешествии" Павла Алеппского.

О строгости соблюдения Великого поста на Руси архидиакон Павел Алеппский, посетивший Москву с Макарием, патриархом Антиохийским, при патриархе Никоне, писал следующее: "В этот пост мы переносили с ним большие мучения, подражая им против воли, особливо в еде: мы не находили иной пищи, кроме размазни, похожей на вареный горох и бобы, ибо в этот пост вообще совсем не едят масла. По этой причине мы испытывали неописуемую муку... Как часто мы вздыхали и горевали по кушаньям нашей родины и заклинали, чтоб никто впредь (в Сирии) не жаловался на пост". Историки свидетельствуют: "На первой неделе Великого поста шумная русская столица словно засыпала. Никто без нужды не появлялся на улице. Магазины в первые три дня были закрыты. Все жители не производили ни продажи, ни купли, но неопустительно присутствовали за богослужением, носили простую одежду. Все питейные заведения были закрыты вплоть до пасхальной среды. Страстная седмица проводилась строже". Иностранец Герберштейн пишет, что среди русских "некоторые принимают пищу воскресенье и в субботу, а в остальные воздерживаются от всякой пищи, другие принимают пищу в воскресенье, вторник, четверг и субботу. Также весьма многие довольствуются куском хлеба с водой в понедельник, среду и пятницу". Некоторые наиболее ревностные християне не во весь пост не вкушали ничего приготовленного на огне, довольствуясь сухоядением, другие принимали пищу только на закате солнца. Младенцев заставляли исполнять посты с 2-х летнего возраста. Кроме воздержания в пище и питии, уставом предусматривалась во время поста усиленная молитва с поклонами. Поклоны были неотъемлемой частью как церковной, так и домашней молитвы православного русского человека. В подтверждение этого достаточно привести вести лишь свидетельство Павла Алеппского, присутствовавшего в одном московском храме в 1656 г. в среду 5-й седмицы поста, во время чтения Великого канона преподобного Андрея Критского, что все молящиеся положили более тысячи земных поклонов. По учению святых отцов, поклоны, как и пост, имели ту же задачу - "томить плоть свою, да не воюет на дух". В "Истории о отцех и страдальцех Соловецких" есть рассказ об одном подвижнике, который на исповеди перед смертью открыл духовнику, что келейное правило он совершил вперед на 30 лет, то есть положил бесчисленное число поклонов и прочитал сотни тысяч молитв. И этот случай не единичный. Так, преподобный Иосиф Волоцкий предписывал своим духовным детям делать в свободное время запас молитв и поклонов на будущее: "Аще ли день случится покоен, ино и на иной день вперед правила запасти льзя". Еще в ХVII веке пост наряду с молитвой занимал важнейшее место в жизни русских людей. Даже в непостные периоды постились ежедневно до 2-З часов дня, строго соблюдали среды и пятницы, нередко добавляли к этому еще личные посты. По свидетельству Павла Алеппского, русские "все - от вельмож до бедняков - прибавляли к тому, что содержится в постановлениях Типикона …пост ежедневный до 9-го часа (т.е. до 3-х часов дня) или выхода от Обедни". Об этом также упоминает в описании своего путешествия в Россию один из приближенных австрийского императора Максимилиана - И. Кобенцель: "А князь Димитрий, главнейший из моих провожатых, не иначе садился за обед, как по отслушании Обедни".

Во время бедствий первым единодушным стремлением православных было обращение к покаянию, молитве и посту. В 1654 году, когда началась "моровая язва", к пребывавшему тогда в Коломне патриарху Антиохийскому Макарию явились знатные горожане с просьбой благословить им строгий пост в течение недели. Но патриарх благословил только на три дня. "Воевода издал приказ, чтобы в течение трех дней не резали скот и не открывали питейных домов… Все постились в течение этих трех дней строго, не вкушая ничего до 9-го часа, и стремились к службам церковным с полным благоговением и страхом, даже и маленькие дети". "В несчастье они тверды духом, - пишет в своем "Сказании" Я. Рейтенфельс, - не поддаются скорби, а к счастью равнодушны… что бы ни случилось, утешают себя словами: "так Богу угодно, Он так все устрояет к лучшему". Таково было отношение русских к посту.

Наивысшим подвигом во время поста считалось милосердие к ближним. Каждому християнину вменялось Церковью проявлять постоянную заботу о своих братьях, находящихся в бедности. "Убогия помилуйте, - говорит древнее поучение о посте, нищих, и немощных, и на улице лежащих, и седящих посещайте, сущая же в темницы и беде милуйте и утешайте, нагия одевайте". Милостыня бедным в древней Руси рассматривалась как необходимая спутница говенья, придающая ему нравственную ценность. "Аще кто постится, не творя милостыни, то не успевает ничтоже". "Пост на небо ведет человека, а милостыня в царство вселяет". "Милостыня бо совокуплена с пощением, от смерти избавляет человеки, рекше вечныя муки". В ХVII веке Павел Алеппский отмечал, что в Москве мало бедных, просящих милостыню, так как было "много домов для помещения их и ежедневная выдача потребного для жизни". Кроме того, бедные были распределены по разрядным спискам между боярами для получения ежедневного пропитания. "Русские отличаются беспримерною благотворительностью по отношению к бедным, для их просьб у них всегда открыты уши и расжаты руки, так что в Москве можно видеть, как целые толпы нищих получают около домов богатых людей пищу" (Я. Рейтенфельс).

Епитимии были тайные и публичные. Тайные епитимии предполагали воздержание от некоторых родов пищи (мяса, молока, меда), а также удаление на время от святыни и исполнение предписанных поклонов и молитв. Сроки таких епитимий были указаны в так называемых епитимийниках. Християнам, подвергшимся публичной епитимии, разрешалось древним уставом стоять в церкви только до Литургии верных, а затем они выходили в притвор и стояли там до конца службы. Однако за Вечерней и Утреней им позволялось стоять в самой церкви. Эти епитимии в какой-то мере напоминали собой покаянную дисциплину древней християнской Церкви. Так, например, Поместный собор 1554 года за "зломудрствование о святых иконах" наложил на дьяка И. Висковатого трехлетнюю епитимию: весь первый год он должен был плакать, стоя вне церковных дверей, и исповедовать свой грех пред всеми входящими в храм; в течение второго года - присутствовать в храме до Литургии верных; на третий год - стоять в храме с верными, но без права приобщаться Святых Таин. Только по исполнении этой епитимии ему разрешили причаститься. Находившиеся под публичной епитимией не только не имели права делать приношения в церковь, но и отлучались от християнского общества. Церковные предписания запрещали духовному отцу входить в дома отлученных, присутствовать с ними на пиршествах и даже оставаться с ними в одном доме. Кроме того, на исповедь не допускались те из християн, которые не давали своего согласия отстать от греха. Но великого грешника, давшего обещание исправиться и обнаружившего покорность духовному отцу и желание исполнять его советы и заповеди, последний обязан был исповедовать. Были еще публичные епитимии, так называемые сорокадневные. Этим епитимиям подвергались християне, которые долгие годы не соблюдали поста и не были на исповеди. Публичным епитимиям подвергались лица инославного вероисповедания, перешедшие в Православие, или бывшие сектанты. Так, архиепископ Новгородский Геннадий (ХV в.) присудил к стоянию вне церкви жидовствующих, принесших покаяние. Лица, занимавшиеся волшебством или имевшие суеверные привычки, не только отлучались от храма, но и лишались права приношения. Разбой, убийство детей, кулачные бои, незаконные сожительства, незаконные браки (даже третий), развод, грехи против седьмой заповеди, воровство и мятежи - все это наказывалось публичной епитимией разной продолжительности. Кроме того, публичное покаяние соединялось и с тайной епитимией, как-то: пост, молитва, плач и коленопреклонение до конца жизни. Случаи наложения публичной епитимии были не редкостью, что неоднократно подтверждается и иностранными писателями. Следует отметить, что публичная епитимия носила очень тяжелый характер. Грешник обязан был ежедневно посещать храм и оставаться за его дверями до окончания богослужения. Кроме того, ему запрещалось прячащаться Святых Таин до окончания епитимии, за исключением случая смертной опасности. Он лишался также антидора и святой просфоры.

Особое внимание уделялось принятию Святых Таин, к которым приступали по окончании поста, предварительно очистив себя таинством Покаяния. В Древней Руси (как и во всех восточных Церквах) был обычай причащаться Христовых Таин именно в конце Великого Поста, о чем свидетельствуют писатели ХVI веков. Так, например, немецкий дипломат С. Герберштейн в своих "Записках о московитских делах" говорит, что русские християне "исповедуются около праздника Пасхи с великим благоговением и сокрушением сердца". Во многих местах Древней Руси был обычай причащать верующих и в самый день святой Пасхи - взрослых и детей. Что касается "малых" постов, то християне древней Руси причащались также в самый день праздника: Петров день, Успение Богородицы, Рожество Христово. С большим благоговением русские люди входили в храм Божий: полагали несколько земных поклонов, кланялись на все стороны тем, кто уже был в храме. "Что касается их крестного знамения, то... он совершается ударом пальцев о чело, перси и плечи... Так же поступают их дети, ибо вскормлены молоком веры и благочестия. Как они умеют, будучи маленькими, творить такое крестное знамение?! Как умеют кланяться присутствующим?! А мы не умели креститься подобно им, за что они насмехались над нами, говоря: "Почему вы проводите каракули на груди, а не ударяете пальцами о чело и плечи, как мы?" Мы радовались за них. Какая это благословенная страна, чисто православная!". Особым почтением и уважением пользовалось у русских людей духовенство. Перед святителем воеводы стояли с непокрытой головой, не смея сесть даже по приглашении. Так же почтительно относился русский народ и к простым сельским священникам. Всеобщее уважение к духовным лицам основывалось не только на почитании сана как такового, но и на действительной духовности и нравственной высоте священства. Русские священники в буквальном смысле слова полагали души "за други своя". Во время моровой язвы, когда множество жителей городов и сел бежало, пытаясь спастись от страшной смерти, все священнослужители оставались в своих приходах. Не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь из них пытался уехать. С особым благоговением вело себя духовенство за богослужением. "В этой стране Обедня совершается с полным благоговением, страхом и уважением к святые…" - писал Павел Алеппский. "Люди, - пишет он, - стоят от начала службы до конца неподвижно, как камни, беспрерывно кладут земные поклоны и все вместе, как бы из одних уст, поют молитвы". В древней Руси строгий богослужебный устав соблюдался не только в монастырях, но и во всех приходских церквах. Духовным идеалом людей того времени был монах-подвижник, всецело посвятивший себя служению Богу. Поэтому монастырский устав и определял всю жизнь русских людей. Отличие мирян состояло лишь в том, что они могли вступать в брак и заниматься мирскими делами, во всем же остальном должны были подражать монахам. И в домашнем быту, и в общественной жизни чувствовался монастырский уклад. "У всякого в доме, - писал Павел Алеппский,- имеется бесчисленное множество икон, украшенных драгоценностями...ибо любовь к иконам и вера весьма велики. Они зажигают перед каждой иконой по свечке утром и вечером, знатные же люди зажигают особые светильники… русские привыкли молиться непременно перед иконой, устремив на нее взор, то есть действительно преклоняться перед ней". Они отличались такой любовью к иконам, что не смотрели "на красоту изображения", а глубоко почитали любую икону... Кроме образов святых, во всей Московии нельзя было видеть других изображений. "Каждый раз, когда они увидят издали кресты церквей, то обращаются к каждой из них и молятся, делая по три поклона". Всего в Москве во время Павла Алеппского было более четырех тысяч храмов, а престолов- более десяти тысяч. Все бояре, знатные люди, купцы имели свои домовые храмы. И. Кобенцель писал: "Московитяне в делах веры более нас преданы обрядам: перед монастырями, церковью, изображением святого креста они никогда не забывают трижды перекреститься и произнести: "Господи, помилуй". Приближаясь к церкви, в которой совершалось богослужение, они никогда не проходили мимо, но входили и слушали Обедню... Во всех делах своих московитяне весьма религиозны, не выходят из дома, не сотворив трех поклонов, не оградив себя крестом и не произнеся трижды: "Господи, помилуй". Они и в разговор вступают не прежде, как совершив все это". Образ жизни московитян никогда не нарушал правил умеренности. Больше всего антиохийские гости дивились чрезвычайной скромности русских, смирению перед бедными и их частым молениям. Большим грехом у русских считалась гордость. "Гордость им совершенно чужда, и гордецов они в высшей степени ненавидят", пишет Павел Алеппский. В обществе православные люди вели себя со всяким смирением и взаимной почтительностью. "При входе в дом. - пишет Я.Рейтенфельс, русский... осеняет себя крестным знамением, приветствует присутствующих, сколько бы их в доме ни было, кланяясь головой каждому особо, и только после этого начинает говорить". Что касается других грехов и пороков, то их русские християне всячески старались искоренить и загладить доброделанием. "Подлинно это народ християнский и чрезвычайно набожен!"- восклицает Павел Алеппский.

Перед смертью русские обычно причащались и принимали монашеский постриг. "Так делали не только старики, но и юноши, молодые женщины, завещая свое имущество монастырям и церквам… Творец даровал русским царство, которого они достойны за то, что все заботы их - духовные, а не телесные. Таковы они все". Павел Алеппский неоднократно подчеркивает, что часто и в мирской обстановке "им казалось, что они в монастыре". И хотя для него самого это было непривычно и трудно (он называет Россию "вратами борьбы, пота, трудов и пощения"), Павел справедливо отмечает, что монастырский уклад жизни не был чем-то извне насаждаемым, а, наоборот, вытекал из внутренней, сердечной потребности глубоко верующего русского народа. Внешняя строгость была лишь проявлением сосредоточенности на внутренней, "невидимой" брани, стремления очистить себя от всякой нечистоты для единения с Богом. Поэтому и в рамках строгого уклада жизни русские люди чувствовали себя естественно, свободно и просто. Описывая праздники, особенно рождественские, Павел Алеппский подчеркивает необыкновенную жизнерадостность, оптимизм русских. Его удивляет их "острый природный ум", духовная образованность, гостеприимство и радушие. В то же время он подчеркивает чрезвычайную сдержанность русских по отношению к иностранцам. Это объяснялось тем, что они с большой ревностью берегли духовный строй своей жизни, бдительно ограждая себя от чуждых влияний. Даже православных священнослужителей и монахов из-за рубежа принимали на Руси только как спутников какого-либо архиерея, либо тех, кто изъявлял желание остаться на Руси навсегда, чтобы молиться за царя, но в любом случае за ними вели строгое наблюдение, желая убедиться в их подлинной православности: "упражняются ли они непрестанно в смирении, молчании, посте и молитве или бесчинствуют и ленятся. Для исправления всех нерадивых отправляли в дальние монастыри, а "за курение табака", как свидетельствует Павел Алеппский, предавали даже смерти. В виде исключения, по словам того же Павла Алеппского, спутников митрополита Мир Ликийских - "архимандрита... мнимых родственников и диякона за курение табака немедленно сослали в заточение". Греческих купцов на Руси совсем не пускали в церковь, считая, что они осквернились от турок. Если кто-либо из них хотел остаться на Руси навсегда, то его ставили в положение оглашенного (сорок дней пребывал вне церкви), затем помазывали Миром, читали над ним молитвы и только после этого принимали в церковное общение. А. Мейерберг замечает, что "московитяне запрещают людям иноземной веры входить в свои церкви…" По отношению к иностранцам инославного вероисповедания порядки были гораздо строже. Поэтому "все купцы... даже персидские, живут в страхе Божием и смирении". Зарубежным купцам разрешали только торговать, но какое-либо духовное общение русских с ними было строго запрещено. "В деле веры они (русские) держат себя весьма далеко от иностранцев, чему мы видели с их стороны удивительные примеры", - замечает Павел Алеппский. Весьма осторожным было и отношение русских к иноверцам, желавшим принять Крещение. Их сначала сорок дней содержали в каком-либо монастыре, обучали истинам православной веры, а затем крестили. После этого их принимали в общение с большой любовью и не отличали от своих.